к открытой конфронтации и революции, с одной стороны, и готовность правительства продолжать политику реформ - с другой, послужили основой для правительственной коалиции фракций, которая в целом смогла собрать большинство в нижней палате парламента.69
В отличие от старых провинциальных эстафет домартовской эпохи, в которых доминировало региональное дворянство, новая представительная система, центром которой стал ландтаг в Берлине, постепенно сократила политическое господство в сельских районах старого класса землевладельцев и тем самым надолго изменила баланс сил в прусском обществе.70 Этот эффект был усилен Законом о коммутации 1850 года, который завершил работу, начатую аграрными реформаторами наполеоновской эпохи, и окончательно ликвидировал родовую юрисдикцию в сельской местности.71 Отто фон Мантёффель, министр-президент Пруссии с 1850 по 1858 год, не ошибался, считая себя наблюдателем наступления новой эры для Пруссии. Основа того, что позже назовут "новой эрой" либерального возрождения после 1858 года, уже была видна в конституционной системе, созданной революцией.
После 1848 года тон задавала свободная послереволюционная коалиция, отвечавшая чаяниям как более статичных и умеренных элементов либерализма, так и более новаторских и предприимчивых элементов среди старой консервативной элиты - здесь можно провести параллели с "браком" (connubio) между праволиберальными и реформаторско-консервативными интересами, которые доминировали в новом парламенте в послереволюционном Пьемонте, и с межпартийными коалициями Регенерации в Португалии и Либеральной унии в Испании.72 Эта неформальная коалиция не ограничивалась парламентом и бюрократией, но и охватывала часть гражданского общества. Открылись новые каналы связи между администрацией и влиятельными лоббистскими группами либеральных предпринимателей, которые нашли способы заявить о себе и повлиять на выработку политики. В результате произошло слияние старой и новой элит, основанное не на тождестве интересов, а на "согласованном урегулировании", из которого обе стороны могли извлечь выгоду.73
Эта новая политически и социально составная элита настолько эффективно контролировала среднюю часть политики, что успешно маргинализировала как демократических левых, так и старых правых. Старые консерваторы" оказались в обороне, даже при дворе, где их перехитрили те менее доктринерные консерваторы, которые были готовы работать в рамках новой политической констелляции и прагматично ориентироваться на государство. Примечательно, как быстро сам король и многие консерваторы из его окружения смирились с новым конституционным порядком. Монарх, который когда-то публично поклялся, что никогда не позволит "написанному клочку бумаги" встать между его Господом Богом на небесах и его страной, вскоре примирился с новым режимом, хотя и продолжал искать пути укрепления собственной власти в нем. Важной фигурой в процессе консервативного приспособления стал новый министр-президент Отто фон Мантёффель, крепкий и незлобивый карьерный бюрократ, считавший, что цель правительства - посредничество между конфликтующими интересами субъектов, составляющих гражданское общество.74 Консервативный университетский профессор Фридрих Юлиус Шталь был еще одним важным модернизатором; он возглавил работу по примирению консервативных целей с современной представительной политикой.
Даже принц Вильгельм Прусский, который изначально был более ярым консерватором, чем Шталь, быстро приспособился к требованиям новой ситуации. "Что прошло, то прошло!" - написал он в примечательном письме правительству Кампхаузена спустя всего три недели после мартовских событий. Ничего нельзя вернуть назад; пусть все попытки будут оставлены! Теперь "долг каждого патриота" заключался в том, чтобы "помочь построить новую Пруссию".75 Бывший "принц виноградных косточек" вернулся из Великобритании летом 1848 года готовым к работе в рамках послереволюционного порядка. Политика традиционного консерватизма с его благочестивым легитимизмом и привязанностью к корпоративным структурам теперь казалась узкой, своекорыстной и ретроградной. Немыслимо, указывал министр-президент Пруссии Отто фон Мантёффель консервативным сельским противникам фискальной реформы, чтобы прусское государство продолжало управляться "как дворянское поместье".76 Не желая принимать новый порядок, сторонники неперестроенного предмартовского консерватизма рисковали получить клеймо оппозиционеров или даже изменников.
Революция также поставила прусское государство на новую финансовую основу. Помимо прочего, она позволила администрации освободиться от оков закона Харденберга о государственной задолженности, который ограничивал государственные расходы в эпоху Реставрации. Как заявил один из депутатов прусского парламента в марте 1849 года, предыдущая администрация "упорно отказывалась" предоставить суммы, необходимые для развития страны. "Однако, - добавил он, - теперь мы стоим на стороне правительства и всегда одобрим выделение средств, необходимых для развития транспорта и поддержки торговли, промышленности и сельского хозяйства...".77 Ни новый подоходный налог, введенный в 1851 году (легитимность которого воспринималась как следствие избирательного права), ни долгожданная реформа старого земельного налога в 1861 году не были бы возможны до революции.78 Получив новые деньги, прусская администрация 1850-х годов могла позволить себе значительный рост государственных расходов на коммерческие и инфраструктурные проекты, причем не только в абсолютном выражении, но и по сравнению с расходами на оборону, которые традиционно поглощали львиную долю прусских государственных бюджетов.79 Проблема привлечения кредита для Восточной железной дороги, из-за которой правительство было вынуждено созвать Объединенный сейм в 1847 году, была решена благодаря новой конституции; 33 миллиона талеров были должным образом утверждены для этой и двух других недостроенных магистралей.80
Эта непривычная либеральность была подкреплена новым акцентом на праве и обязанности государства направлять общественные средства на цели модернизации.81 Подобные аргументы были обусловлены благоприятным климатом современной немецкой экономической теории, которая в середине XIX века переориентировалась с жестко антигосударственных позиций немецкой "школы свободной торговли" на точку зрения, согласно которой государство должно решать определенные макро- экономические задачи, которые не могут быть достигнуты отдельными лицами или группами внутри общества.82 С этим целостным представлением об экономической компетенции государства было тесно связано настаивание на необходимости разработки административных мер в соответствии со всеобъемлющим заранее продуманным планом. Во время делового кризиса 1846-8 годов некоторые видные прусские либералы призывали государство взять на себя управление железными дорогами королевства и объединить их в "органическое целое".83 Но только в 1850-х годах министр финансов Пруссии Август фон дер Хейдт, сам либеральный торговый банкир из Эльберфельда, возглавил постепенную "национализацию" прусских железных дорог, руководствуясь убеждением, что только государство способно обеспечить рациональность созданной системы с точки зрения государства в целом - одних частных интересов недостаточно. В этом его полностью поддержала нижняя палата нового парламента. Парламентская комиссия по железным дорогам, созданная для консультирования правительства, выразила мнение, что "передача всех железных дорог в собственность государства должна оставаться целью правительства" и что власти должны "стремиться достичь ее всеми доступными средствами".84
С другой стороны, неявные условия послереволюционного урегулирования также требовали, чтобы государство иногда отступало и уважало автономию предпринимательского сектора. Так произошло в 1856 году, когда консерваторы в кабинете министров попытались остановить распространение "командных" банков в Королевстве Пруссия. Эти банки были, по сути, частными инвестиционными структурами, которые использовались деловыми кругами в обход нежелания правительства учреждать акционерные банки. Консерваторы (включая самого короля) рассматривали эти учреждения как сомнительные французские инновации, которые могли бы способствовать рискованным спекуляциям и
